Практическое применение принципов каратэ
Контроль над собственной реакцией и реакцией противника
Ке
Маай
Тайминг
Стратегия и тактика осуществления введение противника в ке
Возвращение в исходную точку
Ки - познание ума
"Ум, который есть не-ум"
"Пустая тыква на воде"
Мицу но кокоро или восприятие без чувствительного переживания
Цуки но кокоро. или постоянное внимание широкого объема
"Луна в ясную ночь"
Каратэ ни сэнтэ наси, или в каратэ нет первого нападения
Сю ха ри
Принципы традиционного каратэ в самых общих чертах можно разделить на физические, требующие полной физической подготовленности и безупречного выполнения техники, и психические, предусматривающие развитие многочисленных психических способностей, необходимых для подлинного и сущностного занятия каратэ как древним и сложным боевым искусством.
Данное разделение, вместе с тем, отнюдь не значит, что принципы каратэ можно рассматривать отдельно, физические с одной и психические с другой стороны, или что их можно осуществлять независимо друг от друга.
Подобно тому как хорошая физическая подготовка требует, в первую очередь, психической дисциплины и владения рядом других особенных психологических функций, так и достижение психических принципов каратэ неразрывно связано с развитием физических, телесных качеств упражняющегося. Лишь рассматриваемые вместе, усваиваемые, осуществляемые, развиваемые и применяемые, физические и психические принципы могут дать результаты, ожидаемые от настоящего бойца каратэ, результаты, к которым он упорно стремится.
Прежде чем подробнее рассмотреть практическое применение принципов, на которых покоится традиционное каратэ, сначала их только частично перечислим, вновь отмечая, что и при таком теоретическом разборе нельзя полностью отделить физические принципы от психических.
Итак, к основным принципам каратэ можно отнести:
Чтобы выполненная техника каратэ имела максимальный эффект, необходимо осуществить, во-первых, контроль над собственными чувствами (волей, желанием, страхом) и физическими функциями и, во-вторых, психический контроль над противником. Сила, с помощью которой возможно выполнять такой контроль, приобретается упорной и продолжительной тренировкой. Таким образом, усовершенствуются и все другие духовные и телесные возможности человека.
Психический контроль над противником есть, по сути дела, способность постижения, узнавания, открытия его наступательных намерений еще до их осуществления. Оттого, насколько мы в состоянии предусмотреть следующий шаг противника, зависит, в какой степени мы успешно противопоставим себя ему путем самой целесообразной техники в конкретной ситуации.
Соответствующая реакция на нападение похожа на инстинктивный и рефлективный ответ, однако, по сути дела, представляет собой результат чрезвычайно быстрого и хорошего отбора видимых и «осознанных» данных о стратегии противника. Длительной тренировкой и бесчисленным повторением двигательных образцов и техник приобретается наилучшая реакция на вызов противника.
В сербском языке нет соответствующего выражения, которое бы могло выразить подлинное значение категории ке. Перефразируя, ке — это «узнавание удобного случая», обнаруживание благоприятного повода для наступления, раскрытие слабой точки, растерянности, невнимания и неосмотрительности у противника. Момент, когда у противника начинает ослабевать боеспособность и решительность, его психическая сила, есть подходящий момент для выполнения соответствующей техники — или, как говорит Нисияма, «когда устанавливается психическо-физическое неравновесие, несвязность и прерывность — тогда нужно наносить удар».
Ке является последствием определенных психических и физических состояний, а именно, проявляется в следующих ситуациях:
Данным понятием обозначается эффективное расстояние или оперативная зона в единоборстве каратэ.
Выполняемая техника произведет хороший эффект, если проводится на наилучшем соответствующем расстоянии от противника. Оно может быть:
Тайминг (англ, timing) здесь имеет значение своевременности выполнения техники и проявляется в двух видах:
Сикакэ-васа, или техника вымогательства, состоит в том, чтобы привести противника в состояние ке либо физическое, либо психическое. Успешным обнаружением его слабостей создаем возможность для собственного нападения. Сикакэ-васа состоит из трех разновидностей:
(а) Сасой-васа, или техника «вызова» — это призыв, вызов противнику перейти в нападение. Если он это сделает, употребляем принцип Сэн или Го-но-сэн. Сасой-васа популярно называется «финтом».
(б) Кузуси-васа — это «ломка», нарушение у противника его физического или психического равновесия, чтобы, если сумеем вызвать в нем ке, создать условия для ответа подходящей техникой.
(в) Рэнсоку-Когэки-васа — это выполнение ряда связанных ударов. Вынужденный употребить блок, противник открывается и становится незащищенным для. нападения.
Здесь снова возвращаемся к понятию ки, принимая с осторожностью идеалистическое понимание этого принципа. Он без сомнения представляет собой опытную мощь, род духовного побуждения, ощущение, что человеческое Я только часть вселенной, но что оно также наполняет всю вселенную. Материальное выражение духа, проникающее в человека и отражающееся в его деятельности, ки есть интуитивно, но целесообразно проведенное действие.
Данное понимание тоже подтверждается рассматриванием видов, или степеней, на которых, согласно японским теоретикам, проявляется ки в течение поединка.
Так, например, в случае какэ-васа, в момент психологического расстройства противника подразумевается интуитивная реакция. В случае одзи-васа, ки проявляется в высшей степени.
Теперь вернемся с начальных страниц книги еще раз к определению Фудокан каратэ. Фудокан — это боевое искусство, развившееся на протяжении семидесятых и восьмидесятых годов этого века из подлинного, традиционного каратэ, точнее, из стиля Сетокан. Как качественно высшая форма, Фудокан каратэ основывается на сочетании физических и психических принципов, противопоставляющихся наступательной силе. Хотя по дидактическим соображениям и в целях более легкого и полного понимания они показаны в отдельности, физические и психические принципы традиционного Фудокан каратэ практически невозможно разделить.
С учетом того, что они происходят из области несознательного и что основываются на философии дзэна, их суть чаще всего выражается символами, метафорами и пословицами. Одну из таких пословиц, Ри но сюдзе — васа но сюдзе («Изучение разума — изучение техник») — смысл которой состоит в том, что разум и техники имеют одинаковое значение, а их изучение одинаковую ценность — в XVII веке рассматривал и дзэн священник Такуан в своих советах знаменитому фехтовальщику Ядзю Мунэнори. Из письма можно сделать вывод, что Мунэнори потребовал от Такуана, чтобы тот научил его применению дзэна в искусстве фехтования, но его ответ, вместо конкретных и практических внушений, состоял только из некоторого числа кратких пословиц и их объяснений.
Насколько и каким образом лишь одна из них, упомянутая Ри но сюдзе — васа но сюдзе, глубоко проникает в суть традиционного Фудокан каратэ, можно лучше понять, если ее перевести на язык современной психологии или психофизиологии. Итак, ри, на котором Такуан настаивает, есть, в самом деле, полный контроль над умом, достигающийся его обособлением от земных вещей; его можно приблизительно описать как состояние, в котором сознательное становится несознательным, и наоборот, несознательное возводится на уровень сознательного действия. Освобожденный таким образом ум становится свободным соответствующим образом ответить на любое побуждение, воздействующее на него.
Хотя здесь не будем пускаться в рассмотрение дзэна, необходимо коротко указать на то, в каких элементах этой философии коренится подлинное каратэ, т.е. Фудокан. Как учение, которое меньше пользуется понятиями и теориями, а больше жизненными фактами или психической приспособленностью человека к разнообразным жизненным условиям, в Японии дзэн, с исторической точки зрения, связан не только с каратэ, но и со всеми боевыми искусствами.
Главным представителем и популяризатором современной школы дзэна считается профессор Дайсец Т. Сузуки. В своих лекциях о дзэне Сузуки пользуется живописным примером из книги Фудочи синме року («Божественная запись о неподвижной мудрости»):
«Если бы какой-нибудь воин пришел к учителю и сказал:
— Теперь мне пришлось пройти через опаснейшее испытание своей жизни, что же мне делать?
Учитель бы заорал: — Иди прямо вперед и не оборачивайся!»
В таком же тоне и такой же смысл содержат и стихи Миямото Мусаси:
Перед высоко поднятым мечом
есть ад, перед которым трепещешь;
но поди вперед,
и страна блаженства будет твоей.
Указанные примеры говорят о том, что, встречаясь с противником, фехтовальщик и каратист должны освободить свой ум от всех мыслей о победе или поражении.
Например, предположим, что вы внезапно увидели меч, устремляющийся на вас, и мгновенно решаете блокировать его собственным мечом. Тогда ваш ум захвачен вашим мечом, он пренебрегает вашими движениями и дает возможность противнику распороть вас! Такое состояние сознания называется колеблющийся ум, ибо его охваченность каким бы то ни было внешним проявлением, в данном случае мечом противника, препятствует выполнению соответствующей, с трудом приобретенной, техники и приводит к поражению.
Используя потом то же обстоятельство в качестве примера, Такуан отмечает необходимость создания особенного психического отношения человека ко всем жизненным условиям, даже самым пагубным. Предположим, говорит он дальше, что вы увидели меч противника, приближающийся к вам, но вы не позволили своему уму остановиться на нем. Вместо любого помысла об отведении удара, любой оценки, вы тотчас же подвинулись к поднятому мечу и поймали его! Тогда требуется, чтобы вы были способны отнять меч у противника, и оружие, назначение которого пронзить вас, превратить в оружие, которым вы поразите противника. Вот что такое неколеблющийся ум.
В буддизме колеблющийся ум называется майя и обозначает недоумение и сомнение в собственных способностях, что всегда препятствует соответствующему выполнению нужной техники.
«Это не голое и слепое бесстрашие», говорит Сузуки, «а покидание своего Я, в буддизме известное как состояние освобожденности от Я. Чувство своего Я является крупной помехой при выполнении какого-нибудь дела. Но отсутствие самосознания не гарантирует глубины постижения, осознания себя, особенно если получит размеры кичливости или надменности, что мгновенно уменьшает ценность поступка. В таком случае он всегда бывает загрязненным вашим Я».
Достоверно то, что овладение философией ри, так как учит Такуан, в каратэ само по себе не гарантирует победы над противником. Она должна быть сочетаема с овладением техниками (васа), так как лишь изучением и ри, и васа каратист может стать настоящим мастером, тогда как результат занятия только одной из этих областей или отдача преимущества одной из них никогда не будет совершенным и истинным мастерство каратэ.
В пользу указанного утверждения говорит и изречение кэн дзэн ичи («Кулак и дзэн суть одно»), говорящее о влиянии дзэна на каратэ-до. Ведь каратэ на Окинаве никогда не имело много общего с буддизмом, как это имели сугубо японские искусства: фехтование (дзай-до) или стрельба из лука (кю-до). Сутью искусства каратэ, особенно со времени приобретения популярности в Японии, была традиция дзэна, и в этом духе и высказан смысл приведенного изречения, говорящего о том, что основной метод тренировки каратэ похож на учение дзэна, преимущественно потому, что его необходимо, как это дзэн предусматривает и требует, испытать, чтобы полностью его постигнуть.
Как и в некоторых буддистских сектах, особенно в дзэне, словесные и логические объяснения наименее полезны для постижения истинной природы вещей, их сущности. Подобным образом традиционные учителя каратэ никогда не дают исчерпывающих толкований доводов для того или другого вида тренировки, техники, принципа. Вместо этого, бесчисленными повторениями ученик постепенно осознает смысл движений и таким путем приходит к самостоятельному пониманию. Как и в дзэне, здесь главное ударение ставится на непосредственную передачу знания от мастера ученику.
Обучая Муненори искусству фехтования, Такуан также говорит о необходимости приобретения особого психического настроя, известного под названием фудочи, или неподвижной мудрости, достигаемой после многочисленных практических упражнений. Фудо здесь не обозначает неподвижность камня или дерева, не значит быть окоченелым, тяжелым и безжизненным, но также как и фудо ме-о символизирует недвижущийся человеческий ум, в том смысле, что он ни на чем не останавливается. Фудо, значит, нужно понять как наивысшую степень подвижности ума, чья серединная точка остается неподвижной: беглый взгляд на нечто, не позволяющий уму задерживаться на нем.
«Если твой ум остановится на чем-нибудь», отмечает Такуан, «различные оценки, возникающие в твоей голове, будут двигаться разнообразно, и ум будет блокирован этим замешательством. Ум, останавливающийся на чем-нибудь, не движется даже тогда, когда это делает мнимым образом.
Когда твое внимание привлечено и остановлено занесенным мечом врага, ты теряешь возможность сам сделать следующий шаг.
Например, предположим, что десять вооруженных людей с мечами бросаются на тебя. Лишь, если с каждым из них займешься так, чтобы не позволить уму остановиться на том, что ты делаешь, забывая теперешнее движение, чтобы обратиться к очередному — лишь тогда ты будешь в состоянии справиться со всеми десятью и стать победителем.
Если колеблешься и раздумываешь, то во время твоего раздумья твой противник может поразить тебя.
Поэтому за движением меча в руках противника ты должен следить так, чтобы своему уму дать свободу сделать противоудар без вмешательства твоего рассудка. Двигайся так, как и противник, и это приведет к его поражению».
Этот настрой неограничения ума есть самый важный элемент искусства фехтования. И дзэна тоже.
Мусин но кокоро, или отрешенный ум — это следующий принцип, к осуществлению которого следовало бы стремиться всем, кто занимается боевыми искусствами, к нему направить все свои физические и психические возможности. Его цель тоже освобожденный ум, неограничение ума, который только в таком состоянии способен самым целенаправленным образом ответить на любое внешне побуждение, свободно выражаясь в реакции соответствующей техникой.
Другой способ описания этого состояния — это сопоставление его с умом, опорожненным от всех мыслей и чувств — от страха до гнева.
«Если ты встревожишься», говорит Такуан, «видя, что враг того и гляди опрокинет тебя, если задумываешься, что делать, даешь ему возможность действительно это сделать и нанести тебе смертельный удар».
Ум, исполненный мыслями о нападении или защите, о проникновении в намерения противника, представляет собой состояние, называемое Такуаном переполненный ум.
«В противовес этому, отсутствующий ум не останавливается ни на одной точке, способный двигаться повсюду и оттого готовый ответить на всякую угрозу. Тогда твоя защита, не прерывающаяся ни на миг, следит за нападением и тогда не существует двух отдельных противоположных движений, известных под названиями нападения и защиты. Твое мгновенное действие неминуемо приведет к тому, что противник сам себе нанесет поражение.»
Сэкка но ки — это следующий принцип, изречение, намекающее на то, как вспыхивают искры при трении двух камней, а точнее, на быстроту, с помощью которой должен действовать свободный ум каратиста.
Движение в боевых искусствах по необходимости быстро, но сэкка но ки подчеркивает, что между двумя движениями, нападением и защитой, не должно быть интервала, что они следуют друг за другом мгновенно. Вместо того чтобы их прерывать, ум действует последовательно, быстро реагируя соответствующей техникой. При этом не происходит более быстрого движения самого ума, он всегда свободен, не переполнен и не связан внешними побуждениями, поэтому создаваемые им движения и техники всегда имеют одинаковую максимальную быстроту.
Ученик, только что начавший обучаться работе с мечом или технике каратэ, еще не умеет даже правильно держать меч и не знает простейшей техники. Если бы он оказался подвергнутым атаке, то реагировал бы инстинктивно, не размышляя, так как его ум не располагает ни каким-либо боевым опытом и умением, ни основанием недоумевать и колебаться.
Именно в эту исходную точку возвращается каждый боец каратэ, который от начального этапа дошел до неподвижной мудрости —он поворачивается и направляется назад, к месту, с которого много лет тому назад начал свой путь.
Об этом пути назад очень часто говорит и Хидэтака Нисияма, а все, что охвачено этим принципом полного психофизического эффекта, можно свести к лозунгу, состоящему всего из трех слов: акция — реакция — техника.
Подробнее это значит, что совсем маленький ребенок, не зная опасности, перед угрожающим взмахом руки не будет больше улыбаться, что мальчик инстинктивно поднимет руку, защищая голову (реакция), а каратист, хороший знаток искусства каратэ, будет не только реагировать, но употребит и соответствующую технику (акция-техника).
Неутомимо обучаясь, перенимая от своего учителя различные знания и разнообразные техники, терпеливо усваивая указания, когда и как поднять руку, ногу, или куда устремить свой ум, каратист достигнет уровня, когда его ум начнет колебаться во многих обстоятельствах. Даже в случае, когда он сам нападет на кого-нибудь, он ощутит, что во многом он все-таки не полностью свободен.
Однако предстоящие дни, месяцы и годы занятиями каратэ содействуют тому, что, продолжая обучение, он постепенно перестанет осознавать свой ум, какую бы позицию ни занял и как бы ни реагировал. Наконец, он почувствует себя свободным, как в самом начале, когда еще ничего не знал и ничего не умел.
К сожалению, этот японский термин нельзя дословно перевести на сербский язык, потому что он многозначен. Он значит психическую силу, интуитивность, инстинкт, мощь опыта, духовную предприимчивость, чувство, что человеческое Я есть только часть вселенной, материальное выражение духа, управляющего вселенной, всеобъемлющий дух, проникающий в человека и проявляющийся в его действии. Толкуя его как можно менее идеалистически, нам приходится, когда говорим о японских боевых искусствах, всегда употреблять понятие ки.
Ближайшее значение в данном случае было бы «интуитивность» и «целесообразность действия». Правильность подобного толкования подтверждается и через рассмотрение видов и степеней, в которых, согласно японским теоретикам, проявляется ки во время поединка. Однако, обязательно необходимо подчеркнуть, что без владения техникой, ки не имеет значения и наоборот. Это подтверждается истинностью упомянутых принципов Такуана Ри но сюдзе — васа но сюдзе («Изучение разума — изучение техники») и Ги син фуки («техника и ум неотделимы»).
Присутствие дзэна в этих изречениях весьма заметно. Физические и психические стороны боевых искусств не считаются различными, а тождественными и полностью равноправными. Ум контролирует тело, без которого не может ни существовать, ни проявлять собственную технику в ответ на нападение. Кроме того, ум и техника должны быть одинаково развиты, чтобы обеспечить максимальную эффективность в поединке.
Поэтому каратист, тренируясь исключительно физически, не развивая одновременно и контроль над своим умом, не усвоит ки, вследствие чего его сила и эффекты борьбы будут довольно ограничены. Таким же образом, философские суждения и салонные разговоры о единоборстве, тактике, стратегии и оператике без тренировки тела не дадут никаких результатов, так как тело не окажется способным выполнить план, создаваемый умом.
Насколько ум и техника действительно неотделимы, подтверждает значение поговорки Кан ни хацу о ирезу («Нет места ни для одного единственного волоса»), в смысле мгновенно установленной связи между мыслью и действием, связи, являющейся плодом напряженной, углубленной и многолетней тренировки.
С точки зрения дзэна, техники, создаваемые умом, настолько крепко взаимосвязаны, что их невозможно разделить. Поэтому Такуан и отмечает необходимость волевого действия, создаваемого непереполненным умом и обращает внимание Муненори на то, что когда кто-нибудь захлопает руками, мгновенно рождается звук, который можно сразу услышать! Между ударом в ладонь и возникновением звука нет ни одного промежутка времени, чтобы можно было «протянуть волос». Значит невозможно, чтобы звук сначала «подумал» об этом, а потом уж послышался. Подобным образом, между нападением и защитой не должно быть промежутка времени. Иначе, если он присутствует, если присутствует и малейшее колебание, если создается место «хотя бы для одного волоса», это неминуемо приведет к поражению.
Говоря образно о применении меча, Такуан потом предупреждает Муненори:
«Если твой ум остановится на мече, которым кто-нибудь замахнулся на тебя, это вызовет промежуток времени. В течение такого промежутка ты забудешь свое собственное движение. Но если ни одного волоса нельзя протянуть между мгновением, когда твой противник ударит тебя, и мгновением, когда ты отреагируешь, ты и противник станете одним, а меч противника станет одновременно и твоим, и его мечом. Тогда, наверно, ты не потерпишь поражение». Такой своевременный ответ возможен лишь при УСЛОВИИ, если человек одинаково владеет и ри, и васа.
В буддизме, впрочем, нисколько не уважается ум, который на чем-нибудь задерживается и колеблется, и называется клеса. Уважается ум, текущий потоком и допускающий событиям нести его, наподобие пустой тыквы, которую несет быстрая река.
На вопрос — «Где поместить ум?» — Такуан отвечает: «Если поместишь его в правую руку, твоя правая рука будет отвлекать твое внимание и ты не будешь в состоянии перейти в наступление. Если поместишь его в глаза, они будут отвлекать твое внимание и ты не будешь в состоянии перейти в наступление. Если поместишь его в правую стопу, она будет отвлекать твое внимание и ты не будешь в состоянии полностью перейти в наступление. Где бы он ни находился, если поместишь свой ум на одно место, все остальные места не будут в состоянии полностью перейти в наступление». «Куда же мне тогда поместить свой ум?» «Если ты не поместишь его никуда», — отвечает Такуан, — «твой ум наполнит все тело, растянется и распространится везде внутри тебя. Тогда он будет служить твоей руке, когда нужен руке, стопе, когда нужен стопе, глазам, когда нужен глазам. Вследствие того что ум целиком присутствует везде, где нужен, он целиком будет служить всякому месту, которому нужен…
Только когда перестанешь думать о каком-либо месте, на которое мог бы поместить свой ум, только тогда он растянется и распространится повсюду и наполнит все твое тело. Не поместив ум ни на одно место, ты позволяешь ему находиться на любом месте, на котором он нужен, в зависимости от движения противника.
Поиск способа, при помощи которого ты не позволишь своему уму остановиться ни на одном месте, в целом зависит от упражнений. Не позволить своему уму где-либо остановиться — это жизненно важная цель. Если не поместишь его никуда, он будет везде».
У-син, «бывающий ум» — это то же, что и му-син, «ложный ум». Это «существующий ум», который становится односторонним в связи с чем бы то ни было. Такой ум называем «бывающим умом», ибо для него существуют вещи, о которых размышляют, создают впечатления и которые оценивают.
«Не-ум», му-син, то же, что и «истинный ум», хон-син. Так как нигде не концентрируется, никогда не получает окончательной формы, Это ум без идей и оценок, ум, протягивающийся и распространяющийся по всему телу, наподобие воды, которая нас переполняет, протекая и служа везде, где она нужна.
Если ваш ум содержит что-либо, о чем вы думаете, вы слышите или не слышите, когда кто-либо обращается к вам. Это происходит оттого, что ум охвачен тем, о чем он думает. Тогда он склоняется только в одну сторону, к тому, о чем он думает. И пока он это делает, вы не слышите, хотя слышите, и не видите, хотя видите.
Если попытаетесь освободить свой ум от того, о чем он думает, сама эта попытка становится «чем-то, о чем ум размышляет». Если не попытаетесь, то «то, о чем размышляет», уйдет само по себе, оставляя вам «не-ум».
Вообразите себе пустую тыкву, которую вы поставили на поверхность воды, а потом тронули ее. Она тогда отодвинется в одну сторону, и сколько бы вы ни дотрагивались до не, она никогда не останется на одном месте. Так и ничем не обремененный ум, достигший высшей степени свободы, никогда не задержится на одном месте, на одной вещи, ни на чем ни на одно мгновение. Он похож на пустую тыкву на воде, всегда передвигающуюся в ту сторону, куда ее отталкивают, и никогда не сопротивляющуюся таким толчкам.
Об этом принципе очень много писали японские теоретики искусства будо в конце XIX и в начале XX века Толкования и объяснения взаимно дополнялись, надстраивались, но, как и у других принципов японских боевых искусств, всегда двигались от дзэна, вплоть до подсознательных психологических переживаний в человеке.
Мицу но кокоро, «восприятие без чувствительного переживания», подразумевает спокойный и сообразительный УМ, наподобие спокойной водной глади, которая в таком состоянии производит зеркальный эффект. «Спокойная вода ясно отражает образы всех предметов в своем окружении», говорит Хидэтака Нисияма. «Когда и ум каратиста бывает таким, он может мгновенно и правильно оценить, что происходит в противнике. Тогда и защита бывает мгновенной и соответствующей.
Если водную гладь тронуть и взволновать, образы мгновенно исчезнут. Также и человек, охваченный мыслями о нападении и защите, не осознает намерения противника и дает ему возможность победить себя.»
Как известно, и Такуан в своем письме Мунэнори настаивает на «отрешенном», «непереполненном» уме. Противоположный ему, «переполненный» ум, или, как говорит Такуан, «загрязненный», «связанный» мыслями о нападении и защите, похож на поверхность воды, которая рябит от легкого ветерка. Вроде порябевшей поверхности воды, ум человека в таком состоянии не отражает ясных образов окружающего мира, и поэтому он бесполезен.
Моментам, предшествующим единоборству, а также в течение его, «спокойной водной глади», кроме мысли о нападении и защите, всегда угрожает и чувство страха. Говоря об этом явлении, мы всегда подчеркивали, что необходимо считаться с фактом, что страх — это нормальное чувство, обладающее и своей физиологической основой. Страх есть присущее человеку чувство, и его лишены только люди с психическими расстройствами, не осознающие ни своего окружения, ни даже своего собственного страха.
Каждый начинающий каратист в течение обучения и тренировок чувствует и страх в разнообразных формах и в различной степени. Однако при помощи высоко сосредоточенного сознания и многолетней тренировки его, как другие чувства, можно вытеснить. Точнее, как результат сложных психических процессов, в которых участвует и сознание, чувства даже не появятся, поскольку психической тренировкой достигаем такого состояния, в котором сознание полностью охвачено предметом сосредоточенности.
Как уже известно каждому из нас на основании личного опыта, страх, ненависть и подобные чувства всегда являются помехой для эффективной защиты. Физиологическую основу такой реакции составляет ингибированность двигательного аппарата, причиной которой чаще всего являются чувства. Но даже в том случае, когда они не действуют с такой напряженностью, они всегда влияют на двигательные действия человека, направляя их, усиливая или ослабляя.
Действие страха можно поэтому изобразить схематически, как на схеме 7.
Хотя страх является произведением центральной нервной системы, он влияет и на автономную нервную систему, контролирующую механизм самосохранения. В данном случае схема показывает отрицательное влияние страха на способность проведения эффективной защиты: напряженность проявляется в виде симптомов (сжимание кулаков, корча мышц ног, потение, гусиная кожа), сознание появления симптома вызывает еще большую напряженность, а та, со своей стороны, вызывает увеличение численности и мощности симптомов.
Происходя одно из другого, напряженность и симптомы, а также проявления страха, создают заколдованный круг. Его, конечно, можно перервать, но лишь в том случае, если сознание сосредоточится не на представлении, вызывающем страх, а на каком-нибудь другом представлении или —упорным действием — на самих симптомах напряженности.
Это еще один принцип, с помощью которого лучше можно объяснить отсутствующий или беспрепятственный ум, как его понимает и говорит о нем Такуан.
Само название цуки но кокоро обозначает отрешенный ум, т.е. его способность на любое внешнее побуждение ответить автоматически и без чувств.
Реакцию, отчасти похожую на этот принцип, можно заметить и у начинающих каратистов, однако, у них чувства все же довольно часто налицо и представлены все — от страха до гнева.
Как говорит само название, «Луна в ясную ночь» отражает свет Солнца и хорошо видна на Земле. Однако иногда облака могут закрыть чистый лунный свет, наподобие ветра, колыхающего спокойную водную гладь и делающего отражение на ней неясным. На языке символов и ветер, волнующий воду, и облака, закрывающие Луну, обозначают мысли, мешающие сообразительному, ясному, свободному, ничем не обремененному человеческому уму, препятствующие ему наилучшим образом ответить на всякий вызов, который может возникнуть.
Хидэтака Нисияма утверждает, что принцип «Луна в ясную ночь» учит необходимости постоянной осторожности по отношению к противнику: «Как Луна освещает одинаковым образом все на Земле, так и внимание человека должно следить за каждым движением противника и за противником в целом. Тогда человек всегда будет готов ответить на движение противника и предвидеть его намерение, которое у того на уме.»
Другими словами, наша нервозность и расстройство являются крупнейшей помехой для того, чтобы понять намерение противника и предупредить его эффективной техникой.
Чтобы понять смысл древнего искусства каратэ, его философскую основу и опытные ценности, переходящие из поколения в поколение вплоть до наших дней и устремленные даже в далекое будущее, вспомним «Золотые правила» Гичина Фунакоси, возникшие в далекие двадцатые годы нынешнего века в рамках его первой опубликованной книги «Каратэ-до кехан».
Глубоко всеобязывающий этический и нравственный характер размышлений Гичина Фунакоси, а также польза каратэ заставляют нас еще раз вернуться к самому началу, к определению каратэ. Выражение каратэ, дословно переведенное с японского языка, значит «пустая рука»; это боевое искусство, основывающееся на сочетании своеобразных физических и психических принципов, противостоящих нападающей силе.
Тот, кто овладеет этим искусством, вполне в состоянии стать и нападающим, хотя каратэ все-таки исключительно искусство защиты. Почему? Потому что ученик каратэ не может приобрести полную физическую форму, если не строит и не построит и психическую часть своей личности. Чтобы совершенно овладеть определенными элементами каратэ и применить их таким способом, который делает это искусство опасным, даже смертельным, ученик должен приложить многолетние усилия, максимальным контролем воли и чувств приноровиться к постоянной тренировке. Ведь только сильная воля может заставить тело без непосредственной надобности и нужды подвергаться беспрерывным усилиям.
Изречение Такуана До му кеку — «Нет ограничений для жизни» — лучше всего представляет суть каратэ и значение постоянной тренировки. Хотя тело каждого человека физически ограничено, в первую очередь, из-за старения, неминуемо сопровождающего человеческий век, ум и дух могут совершенствоваться и развиваться даже у людей пожилого и преклонного возраста. Гичин Фунакоси говорит: «Голая физическая ловкость в рамках какого-нибудь боевого искусства не считается крупным достижением. Лишь тот, кто свое занятие до-формами боевых искусств усматривает как задачу, которой может заниматься всю жизнь, лишь тот, кто продолжает тренироваться и после того, как его тело достигло физических пределов, лишь тот может считаться настоящим мастером до».
Впрочем, значение внутренней, психической силы и решительности очень быстро открывается всем, изучающим каратэ. После некоторого времени занятий каратэ, становится ясным, что без способности сосредотачивания и сдерживания чувств трудно сделать тот шаг вперед, с помощью которого количество переходит в качество.
Таким способом и проводится отбор. Обучаются ли сами или в клубах, от каратэ быстро отказываются все, кто понадеялся вложить мало, а получить много.
Значит ли это, что человек без определенных психических предрасположенностей не может овладеть каратэ? Ответ гласит: может, но — как мы уже повторяли много раз — лишь при условии, если, приобретая физическую готовность, созидает и свой дух, а также внутреннее, психическое равновесие.
Все, пожалуй, согласны с тем, что личность с высокой степенью самообладания редко может быть агрессивной. Она будет в состоянии не только обуздать свой мгновенный наступательный порыв, но и свою «скрытую агрессивность», если признаемся, что она существует в нас и что способность самообладания — признак самоуверенности, приобретаемой упорным и прилежным обучением каратэ.
В подтверждение этого, от того времени, когда столкновения решались с помощью сабли, сохранился ряд примеров, рассказывающих о том, как безоружному человеку удавалось справиться с вооруженным саблей противником, руководствуюшимся взбешенными инстинктами. Подобные случаи являются темой не только японских легенд, но и художественной литературы разных народов, уже начиная с античного мира (у нас об этом говорит известная поговорка, которая «богатырское сердце» ставит выше «светлого оружия»).
Столкновения, несомненно, никогда не разрешались саблей, а хладнокровием, самоуверенностью, сосредоточенностью, способностью быстро заметить и еще быстрее отреагировать. Именно на таких особенностях основывается искусство Фудокана. Его крупное преимущество относительно разных видов холодного и огнестрельного оружия состоит в том, что, в отличие от вооруженного нападения, которое не может быть взвешенным, так как преследует одну единственную цель — нанести тяжелейшее повреждение или умертвить противника — мощность удара каратэ, хотя он может быть смертельным, может быть контролируема в такой степени, что она лишь временно обезвредит соперника.
На существенное противоречие, устанавливаемое Ричардом Кимом, который задается вопросом, как можно одновременно настаивать на изучении убийственных техник, на усвоении искусства убийства и при этом на нравственности такого действия и контроле над собственной агрессивностью — ответ можно найти в ката, представляющих собой сердце и душу каратэ. В них содержится кажущаяся противоречивая природа этого искусства, так как они являются не только усовершенствованием тела, но и тренировкой духа. По традиционному пониманию, ката есть религиозный обряд искусства каратэ, подразумевающего не физическое совершенство каратиста, а достижение его духовной цели: борьбы с самим собой, со своими агрессивными инстинктами и победы над ними.
Следовательно, каратэ есть искусство защиты, нравственный кодекс которого обязывает его приверженцев употреблять его в целях собственной обороны и общего блага, всегда на стороне слабых, жертв нападения, больных, женщин, детей. Каратэ учит нас тому, что мудро позволить своему противнику первым атаковать нас, сосредоточиться на атаку, чтобы хорошо выбранной, правильной контратакой успешно расстроить его агрессивные намерения. Поэтому каратисту необходимо приобрести способность «чтения» шагов противника прежде, чем тот осуществит их, а это достигается постоянной тренировкой всех форм спарринга — от основных, типа иппон кумитэ, до сложных (тройные, пятерные), полусвободных и совсем свободных единоборств. При этом за противником необходимо всегда внимательно наблюдать, необходимо всегда видеть и предвидеть движение его тела, а тем самым и каждую следующую технику за все время развития нападения (формы реакции сэн, тип Тай и Какэ но сэн).
Как можно заметить, все техники в каратэ начинаются защитой, блоком, т.е. оборонительной позицией, что подтверждает наше положение о необходимости реакции без чувствительного переживания.
Говоря о реакции на нападение противника, Такуан указывает на еще один существенный принцип боевых искусств, который гласит: Me ва ке — йицу но кан ни ари, или «Моя сущность лежит между нападением и защитой». Недоумение — напасть или защищаться — разрешается этим изречением.
Собственно говоря, беспрестанное размышление о нападении противоречит философской точке зрения, согласно которой самооборона является высшим достижением и крайней целью боевых искусств, тогда как, с другой стороны, постоянное беспокойство о защите доводит до страха перед противником. Поэтому суть боевых искусств находится посередине между этими двумя крайностями, в области, которая не является ни нападением, ни защитой.
Значение изречения «Me ва ке — йицу но кан ни ари» имеет не только практическую важность. Оно имеет и свою философскую, дзэновскую основу, затрагивающую области нашего сознательно-несознательного бытия. Этот чрезвычайно важный принцип требует от тех, кто занимается боевыми искусствами, отказаться от всех земных чувств, которые можно испытать, находясь перед противником. Страх смерти, все виды опасений, мысли о нападении или защите, если мы допускаем их появление в нашем сознании, привязывают ум лишь к такому виду чувства или мысли, что он, будучи таким образом прикрепленным, становится не способным свободно ответить на движения противника.
Именно поэтому, где-то между мыслью о нападении и защите, в «нулевой» точке мышления, находится та область, в которой ум свободно плавает, поэтому он способен отвечать на все внешние события.
«Не позволяй своему уму остановиться на руках, держащих меч, готовый ударить. Забудь свои руки, которые наносят удар. Просто нанеси удар и сокруши противника», пишет Такуан к Мунэнори. «Не помещай свой ум в своего противника. Считай, что твой противник пуст, что ты пуст, а также твой меч, наносящий удар и руки, держащие его. И пусть никогда не привлекает твое внимание пустота всего этого».
Во время войны Великого Таня учитель дзэн By Эсюэн из Камакуры, попавший в плен и приведенный на казнь, перед смертью произнес стих: «Как будто ты блеск молнии, пересеки весенний ветерок». Говорят, что после этих его слов, человек, собиравшийся отрубить ему голову, тотчас же бросил меч и убежал без оглядки. Смысл слов By Эсюэна в такой роковой момент мог значить: «Мгновение взмаха меча есть как блеск молнии, оно в себе не содержит ни ума, ни идеи. Нет ума в мече, который ударяет, ни в палаче, ни во мне, человеке, которого собираешься казнить. Палач пуст, меч пуст, и я пуст, человек, которого хотели было убить. Ударяющий человек не человек, ударяющий меч не меч, и я, которого хотели было ударить, не что иное, как блеск молнии. Поэтому порезать меня значит порезать ветерок под весенним небом. Дело в том, что ничего не остается. Рассекая ветер, ничего не ощутишь, воин.»
Мастерство буси, как его усматривает Миямото Мусаси, измеряется величиной способности устранения нашего сознательного существа; его внушение простое: забыть свой ум. Лишь таким путем достигается высшая степень фехтовального искусства. Это то же самое, что и любая наша повседневная работа — взмахи веером, танцы и т.п. — причем мы не думаем ни о движении взмахов, ни о последующем шаге танца; искусство меча не достигается сознательным усилием, а продвигаться вперед невозможно, пока ум охвачен руками, держащими меч, или стопами, занимающими ту или другую позицию.
Сознательное выполнение — в нашем случае выполнение ката или поединок каратэ — будет плохим, неуклюжим и загрязненным твоим Я. Мусаси решительно делает вывод: пока полностью не откажешься от своего ума, все, что ни делаешь, будет плохим.
Психофизическую совокупность, выраженную понятием иккэн хиссацу — убийственным ударом кистью, локтем или ногой — сэнсэй Хидэтака Нисияма обозначает понятием окончательного удара, который от иккэн хиссацу отличается только требованием ограничения системой принуждения, т.е. применением точнейших и строжайших правил традиционного каратэ. Через такое ограничение приходим к основополагающему принципу каратэ как «нон контакт» спорта, из которого применение иккэн хиссацу устраняется наподобие подлинных окинавских школ Наха, Сюри и Томари-тэ. Замыслом окончательного удара одновременно отвергается и современная практика искажения этого искусства в школах по производству «инстант самураев», обнаруживающих свое «мастерство» в виде множества движений в различных хореографиях. В противовес этому, иккэн хиссацу — в предполагаемом случае возникновения действительного столкновения с группой вооруженных и на все готовых нападающих — значит применение одной техники, которая должна обезвредить противника. Другими словами, удар практически представляет собой сосредоточенность сил, происходящую из совокупности психических и физических ресурсов, предполагая, что для его выполнения предоставляется только одна возможность (схема 8). Техника выполняется без всякой задней мысли о возможном продолжении поединка.
Упомянутые идеи представляют собой основу методологии тренировки в традиционном каратэ, подобно тому как идея окончательного удара составляет краеугольный камень традиционного каратэ в целом. В системе обучения замысел окончательного удара очевиден в тренировке иппон, сан иппон и дзю-кумитэ; тот же замысел обнаруживается и в критериях суждения ИТКФ, согласно которым действие прерывается после выполнения трех техник, если покажется очевидным, что атака продолжится и после третьей техники — так как такие серии выходят за рамки сути традиционного каратэ. В Фудокане принятие замысла окончательного удара подразумевается и подтверждается на экзаменах на даны демонстрацией силы удара путем тестов силы, в спортивном поединке — практическим применением техник, выполненных таким образом (при подразумевающемся совершеннейшем самоконтроле), а также при выполнении ката или в работе с макиварой.
Принцип обучения Сю ха ри присущ всем боевым искусствам, в том числе и Фудокану. Речь идет об усовершенствовании, предполагающем три отдельных — но и тесно взаимосвязанных — фазиса этого процесса. О нем чрезвычайно мало писали, хотя его очевидно применяли в древних школах искусств бу-до. Согласно некоторым объяснениям китайского происхождения, вершина практического применения принципа обучения Сю ха ри достигнута к 1500 году в Японии.
Если перевести дословно, Сю ха ри значит «уважение, отступление, преодоление»: уважение традиции, отступление от традиции и преодоление традиции. Этот принцип одинаково относится как к усовершенствованию боевых искусств, так и к икебане или чайной церемонии, точнее, ко всем видам деятельности, проникнутых дзэном.
Как правило, ученик знает очень мало об искусстве, которому посвящает себя, а то, что знает, чаще всего оказывается ошибочным и бесполезным. К желаемой цели он двигается прилежным повторением основных техник (кихон), что предусматривает и большое физическое напряжение и сравнительно сильную мотивировку. После некоторого времени, под наблюдением учителя, ученику более или менее удается подражать правильным движениям и позициям. Это каноны или, другими словами, ясно выраженные и практически примененные биомеханические принципы. В этот период ученику не разрешается толковать, он просто подражает технике учителя, беспрекословно следя за его советами, техникой, позицией или движением, считающимися совершенными. Практически, он словно учится в начальной школе. Фазис Сю продолжается лет пять, в зависимости от общей и частной подготовленности и способности ученика; в порядке исключения он может быть короче (до 4 лет), а чаще дольше (до 8 лет). Заканчивается получением пояса се-дан.
В последующий, фазис Ха, ученик вступает после того, как овладел основной техникой (кихон). Ознакомившись с основными канонами, ученик обязан применять их в целях собственного совершенствования, делая при этом необходимые изменения, точнее, приспосабливая канон к собственным качествам. Дородные и сильные будут ставить ударение на силу (что включает необходимость совершенствования ката), Другие будут тяготеть к улучшению скорости и искусства отодвигаться и избегать нападающего, в связи с чем — согласно физическим особенностям населения — выделились северные и южные школы китайских боевых искусств.
Упомянутые «отклонения» от классических норм, по сути дела, способствуют индивидуализации каратиста. Основные техники приспосабливаются к его биомеханическим качествам, мышечным и костным рычагам, сухожилиям, амплитуде движения, силе контракции и упругости костно-мышечного аппарата. Индивидуализация приводит к созданию более или менее собственного стиля единоборства и собственного подхода к практическому применению каратэ. Фазис Ха продолжается от 5 до 10 лет, покрывая обучение от звания се-дан до сан-дан. Если обучение до пояса се-дан можно сравнить с начальной, данный период представляет собой среднюю школу (Схема 9).
Фазисы Сю и Ха практически в девяти из десяти случаев представляют начало и конец спортивного века каратиста. Это период интенсивного занятия каратэ как спортом, или, можно сказать, продвижение каратэ вперед в его внешнем виде. Каким бы привлекательным и успешным оно ни было, оно в более глубоком смысле не имеет ничего общего с истинным посвящением в боевое искусство.
Фазис Ри есть такой период, в котором каратист действительно посвящает себя искусству. Ри, или преодоление, значит продвижение вперед: от голого технического совершенства к тому, что можно бы было назвать философией искусства и осознанием смысла, доступного преимущественно лишь самым упорным. В теоретическом смысле, ен-дан и го-дан представляют собой преходящий фазис, фазис преодоления; высшие степени предполагают усовершенствование самого высокого уровня. Теперь, пока я пишу эти строки, сэнсэю Хидэтаке Нисияме 72 года и он обладает девятым даном; однажды я его спросил, когда он достигнет высшей, десятой степени. «Никогда», ответил один из троих основателей JKA (другие двое — Фунакоси Гичин и Масатоси Накаяма) и вождь мирового движения традиционного каратэ: «Это бы значило, что я достиг конца, но будо не имеет конца».
Оттого нет
никакого смысла во временном ограничении фазиса Ри: всякое учение и
совершенствование есть, по сути дела, беспрерывный процесс.
Немногочисленны те, кто готов и способен начальное увлечение
поддерживать всю жизнь. Поэтому для фазиса Ри недействительно
сравнение со степенями школьного обучения: он не наступает по
какому-либо автоматизму, не продолжается какое-либо определенное
время, после которого «нет ничего выше». К нему лучше всего
относится тот стих из Евангелия от Матфея: «Ибо много званых, а мало
избранных» (Мт. 22:14).
Оглавление
